ПОИСК Статьи Чертежи Таблицы Научные семинары и Д.А. Киржниц. Н.Ж. Такибаев из "Труды по теоретической физике и воспоминания Том1 " В свое время я с удовольствием и в деталях ознакомился с блестящей работой Киржница, посвященной квантовым поправкам в модели атома Томаса-Ферми, и внимательно и заинтересованно следил за развитием, которое эта теория получила в его дальнейшей работе, выполненной совместно со Шпатаковской. Эти проблемы близко касались предметов моих собственных исследований. Я хорошо помню, как пришел к Д.А. с принципиальным вопросом — не преувеличена ли роль законов симметрии в построении новых теорий элементарных частиц По этому вопросу существовали и существуют разные точки зрения. И я испытал вполне понятное чувство гордости, когда в ходе обсуждения с Д.А. выяснилось, что он считает изложенную мной позицию правильной. [c.401] Широта интересов Д.А. была очень значительной — они простирались от сверхпроводимости до явлений астрофизики, и подаренная им книжка с его лекциями на эту тему буквально поразила меня своей увлекательностью и глубиной. [c.401] Когда я, бывая в командировках, попадал в ФИАН, а это случалось раз в несколько месяцев, то всегда заходил к Давиду. Он, как правило, угощал меня чашечкой настоящего, а не растворимого, крепко заваренного черного кофе, который настраивал его на дружескую беседу, и мы обсуждали множество научных и политических тем. В дни его тяжелой болезни я два или три раза навещал его дома. Он отрастил бороду, и в моих глазах стал похож на Хемингуэя. Его супруга Рада, очень гостеприимная и приветливая, накрывала стол, и, помнится, Д.А. даже пригубил рюмочку водки. Весть о его кончине достигла меня, когда я был далеко от Москвы. Мой звонок Раде с выражениями соболезнования пришелся на девятый день после смерти Д.А. Я был приглашен домой на поминки, и оказался в коллективе сослуживцев и друзей, которые с исключительной теплотой вспоминали о блестящем ученом, добром, честном и обаятельном человеке — Давиде Абрамовиче Киржнице. [c.401] Давид Абрамович Киржниц (Д.А. — как его часто называли между собой ученики и младшие коллеги) всегда был центром притяжения на научных семинарах. И не только на семинарах ФИАНа, где он входил в число главных действующих лиц, но и на семинарах Дубны, ИТЭФа, МГУ и других московских институтов и вузов. [c.401] Его участие в семинарах, конференциях или симпозиумах всегда поднимало их рейтинг, какого бы ранга они не были и где бы ни проходили — на Кавказе, на Украине или в Казахстане. [c.401] Уверен, что это было так и за пределами СССР, судя по его международному авторитету и многочисленным приглашениям за рубеж, хотя в 70-х годах еще были запреты на заграничные поездки. [c.401] Его доклады по актуальности тем, мастерству и красоте изложения можно сравнить, в плане воздействия на аудиторию, с показательными выступлениями новых чемпионов мира по фигурному катанию (в те времена фигурное катание было одним из популярнейших телевизионных зрелищ, и поэтому сравнение, возможно, отражает дух времени). [c.401] Я сам и мои друзья-асниранты, часто испытывали приятную гордость от того, насколько точно Д.А. ставит вопрос, вскрывая суть проблемы или обнажая замаскированное противоречие. И всегда это происходило в предельно деликатной форме для оппонента. [c.402] Не припомню случая, чтобы докладчик после вопроса или замечания Д.А. оказался в состоянии нокдауна (а такое было не редкостью, особенно вне ФИАНа). Даже когда высказывание Д.А. по существу разрушало конструкцию доклада, оно преподносилось так, что достоинство авторов выводилось из под удара. Более того, авторы деликатно приглашались к дальнейшему сотрудничеству. [c.402] Как правило, сразу после семинара докладчики и другие заинтересованные лица набивались в маленькую комнатку Д.А., чтобы уже в непринужденной обстановке выразить свое отношение, благодарность, еще раз выслушать замечание, уточнить детали и впитать главное. Ценность таких общений невозможно передать. [c.402] Вспоминая их, я сразу же ощущаю крепкий запах кофе, табака и мела, вижу темно-коричневый экран доски почти на всю стену, исписанный формулами и разными почерками, лица друзей Д.А., его коллег, учеников и просто визитеров. [c.402] Это просто поразительно, насколько широким был круг интересов Д.А., насколько он был эрудирован и, в то же время, каким неординарным был его взгляд на многие привычные вещи, какими глубокими и энциклопедическими были его познания. [c.402] Обсуждение могло касаться философии или истории, литературы или архитектуры — высказывания Д.А. всегда были чрезвычайно интересны и поучительны. Но главным на этих встречах (или посиделках ) были вопросы физики, и в первую очередь, теоретической физики. [c.402] Дискуссии здесь происходили на равных — любой мог вступить в спор или высказать свое суждение. Иногда тема уходила в сторону или в дискуссию включались дополнительные персоны. Д.А. при этом мог выходить, снова заходить, говорить по телефону, искать какие-то записи, давать ученикам незначительные поручения и т.п., и в любой момент вступить снова в общий разговор и повести дискуссию по своему сценарию. [c.402] Число участников расширялось, некоторые постепенно перемещались в смежные комнаты и там продолжали беседы и споры, а затем растекались и по всему Теоретическому отделу. [c.402] Отношение Д.А. к докладчикам было практически ровное будь то ученый с именем или начинающий аспирант, главное — тема доклада и научный результат. [c.402] К сожалению, бедой Д.А было курение. [c.402] Гинзбурга) Д.А. не мог выдержать, и закуривал после 20-30 минут воздержания. Он незаметно уходил ближе к выходной двери и курил там в рукав . Однако, недремлющее око Виталия Лазаревича настигало его там на галерке, и выпад ...а что же нам скажет Давид создавал неповторимую интригу действия. [c.402] Вся аудитория разворачивалась и с интересом ждала ответа. Вначале Д.А. несколько терялся, но потом развивал обороты и, наконец, высказывал свое понимание явления. [c.402] Резюме обычно было емким и глубоким по научному содержанию, но сжатым и ясным по изложению. [c.402] Вернуться к основной статье