ПОИСК Статьи Чертежи Таблицы Воспоминания о Давиде Киржнице. Б.М. Болотовский из "Труды по теоретической физике и воспоминания Том1 " В середине пятидесятых годов у нас в Теоретическом Отделе ФИАН появился новый сотрудник — Давид Абрамович Киржниц. Выпускник Московского Государственного Университета, он после окончания был распределен на большой оборонный завод в город Горький, где проработал несколько лет в должности инженера. Оттуда его освободил , добившись перевода в ФИАН, заведующий нашим отделом Игорь Евгеньевич Тамм. Игорь Евгеньевич был знаком с Д.А. Киржницем — они познакомились еще в Москве, до того, как Киржниц закончил Университет. Тогда Д. Киржниц выполнял дипломную работу под научным руководством профессора А. С. Компанейца. Но совету руководителя Д. Киржниц обратился к И.Е. Тамму по вопросам, связанным с темой дипломной работы. Студент-дипломник очень понравился И. Е. Тамму, и он даже хотел зачислить Д.А. Киржница в Теоретический отдел сразу после окончания Университета. Но в то время (1949 год) сделать это оказалось невозможно по ряду причин. Во-первых, Д. Киржниц был, как говорят, инвалидом пятой группы — евреем — что в годы жестокой борьбы с космополитизмом нередко мешало при поступлении на работу. Во-вторых, отец Д. Киржница был арестован в годы массовых репрессий по обвинению в измене (он, как утверждало обвинение, хотел продать Дальний Восток Японии). Носле интенсивного следствия отец был освобожден, но прожил после этого недолго. Сведения об этом могли также помешать поступлению. В-третьих, Игорь Евгеньевич в то время не имел в глазах чиновников достаточного веса и потому не смог преодолеть во-первых и во-вторых . [c.348] Находясь в Горьком, Д. Киржниц продолжал в свободное от работы время научные исследования, начатые еще на студенческой скамье. В Горьковском университете было сильное радиофизическое отделение. Д. Киржниц познакомился с несколькими физиками, в частности, с Г.С. Гореликом, М.А. Миллером и др. Научные контакты с некоторыми из них переросли в дружеские отношения. В особенности это относится к Михаилу Адольфовичу Миллеру, дружбу с которым Д. Киржниц сохранил на всю жизнь. В Горьком он также познакомился с В.Л. Гинзбургом, который приезжал из Москвы для чтения лекций на радиофизическом факультете. Не помню точно, в 1954 или 1955 году Д. Киржниц прислал И.Е. Тамму несколько своих работ (по квантовой электродинамике, по мезонной теории ядерных сил — всего три рукописи). И.Е. Тамм передал эти работы своему сотруднику Виктору Павловичу Силину, однокурснику Д.А. Киржница, поручив рассказать о них на семинаре Теоретического Отдела. Носле доклада В.Н. Силина и последующего обсуждения было решено добиваться перевода Д. А. Киржница с горьковского завода в ФИАН, в Теоретический Отдел. К тому времени Игорь Евгеньевич был уже, наконец, избран действительным членом Академии Наук СССР, награжден высшей государственной наградой (после победоносного испытания водородной бомбы), и к нему относилось с большим уважением начальство, от которого зависел перевод Д. Киржница. Вот так и появился в Теоретическом Отделе новый сотрудник. [c.348] Как и Д. Киржниц, я тоже учился на Физическом факультете Московского Университета и был на один курс моложе его. За годы учебы мне не довелось свести с ним знакомство, но я его знал в лицо и много слышал о нем. Он выделялся своими знаниями. Как-то в стенной газете я увидел шутливое объявление Давид Киржниц дает консультации профессорско-преподавательскому составу по квантовой теории поля. [c.349] Вскоре после того, как Давид стал сотрудником Теоретического Отдела, мы познакомились, и это знакомство, а затем и дружба и тесное наше общение в течение нескольких десятков лет занимают важное место в моей жизни. Уход его оставил пустоту, которую нечем заполнить. Немало людей, с которыми я познакомился в молодые годы, мне сначала очень нравились, а потом, со временем, у меня возникало разочарование в этих людях, и первоначальное расположение сменялось желанием держаться от них подальше. В моих отношениях с Давидом такого не было. За много лет нашего общения он не сказал и не сделал ничего такого, что заставило бы меня усомниться в нем. Это не означает, что я во всем с ним соглашался. Мы нередко ожесточенно спорили и по некоторым вопросам были антиподами. Но, как сказала Надежда Яковлевна Мандельштам, антиподы — это точки одного пространства. Одна у нас была система ценностей. Есть люди, с которыми я во многом расхожусь, во многом и очень важном для меня. Но, тем не менее, мне бы в голову не пришло считать их антиподами. Мы с ними обитаем в разных пространствах. А наши с Давидом споры, несмотря, порой, на резкость, преследовали одну, возможно и несбыточную, но общую цель — выяснить истину. [c.349] Давид познакомил меня со своей женой, красавицей и умницей Радой Полоз. Отец Рады, Михаил Полоз, как и отец Давида, Абрам Киржниц, также попал под жернова сталинских репрессий. Он был арестован и расстрелян в 1937 году, а позднее Рада, как дочь врага народа , была сослана в Казахстан и смогла вернуться только во времена Никиты Хрущева. И Давид, и Рада гораздо лучше меня видели реальное положение вещей в нашем государстве, они это положение вещей постигли, как говорится, на собственной шкуре. Пятидесятые и шестидесятые годы были для многих временем прозрения, и для меня в том числе. В моем прозрении многие слагающие сыграли роль — выступления Н.С. Хрущева, направленные против культа личности Сталина, песни Галича, Окуджавы, Высоцкого и Кима, книги Солженицына и много чего еще, и не в последнюю очередь разговоры с Давидом. [c.349] В главном корпусе ФИАН Теоретический отдел помещался за сценой конференц-зала. Комнаты были расположены на третьем и четвертом этажах, прямо над библиотечными книгохранилищами. Площади, выделенные Отделу, были не очень велики, а численность сотрудников, хотя и медленно, но возрастала. Довольно скоро в Отделе стало тесно. В каждой комнате сидело по несколько сотрудников. Пожалуй, единственным исключением был кабинет В.Л. Гинзбурга. Однако это была такая маленькая комнатка, что и одному человеку в ней было тесно. [c.349] Давиду было предоставлено место для работы, с одной стороны — почетное, а с другой — не вполне постоянное. Он работал в кабинете Игоря Евгеньевича Тамма и сидел за столом Игоря Евгеньевича. Вместе с Давидом в этой комнате работал и Владимир Иванович Ритус. Но находиться на своих рабочих местах они могли только в отсутствие Игоря Евгеньевича. Когда тот приходил, Д. Киржниц и В. Ритус собирали свои бумаги и освобождали помещение — уходили в библиотеку или искали свободные места в других комнатах Теоретического Отдела. [c.349] Однако нередко Игорь Евгеньевич приходил для того, чтобы обсудить с Давидом свои результаты, а также трудности, возникавшие по ходу работы. [c.349] Игорь Евгеньевич Тамм занимал в жизни Давида совершенно особое место. Ни к кому другому, пожалуй, может быть, только за исключением своей матери, Давид не относился с такой любовью и уважением. Именно благодаря Игорю Евгеньевичу Давид получил возможность заниматься любимой работой. И. Е. Тамм добился того, что Давид смог перейти с должности инженера на большом нижегородском заводе в Теоретический Отдел ФИАН на должность научного сотрудника. И уже после того, как Давид оказался в Отделе, Игорь Евгеньевич не оказывал на него никакого давления в выборе области исследования, предоставив ему полную самостоятельность. Через некоторое время после появления в Теоретическом Отделе Давид решил переключиться с вопросов теории поля на проблемы физики конденсированного состояния вещества и продолжить работу по уточнению модели Томаса-Ферми, которую он начал еще в Горьком. Научные интересы Игоря Евгеньевича были далеки от этой области, но узнав о планах Д. Киржница, И.Е. Тамм с энтузиазмом поддержал их. [c.350] Давид неоднократно говорил, что свой переход с завода в Теоретический Отдел он рассматривал как чудо, а Игоря Евгеньевича поэтому чтил еще и как чудотворца. В свою очередь Игорь Евгеньевич высоко ценил глубокие знания Д. Киржница и нередко обсуждал с ним свои результаты и возникающие в работе трудности. [c.350] Записка означала, что у Игоря Евгеньевича возникла потребность обсудить какой-то физический вопрос с Д. Киржницем. [c.350] В свое время К. С. Станиславский поделил актеров на две группы одни ценят искусство в себе, другие ценят себя в искусстве. Вполне аналогичное разделение существует и среди научных работников одни ценят науку в себе, а другие — себя в науке. Давид принадлежал к тем, кто ценит науку в себе. [c.351] И через жену его Раду мы тоже действовали, желая подвигнуть Давида на скорейшее написание докторской диссертации — дескать, хоть ты его уговори — и все это до поры до времени никак не помогало. Но, наконец, он приступил к написанию диссертации и довольно быстро ее закончил, взяв за основу свои опубликованные работы по теории протяженных частиц. [c.351] Защитился он очень хорошо, единогласно. На защите был и Игорь Евгеньевич. О его выступлении написано выше. А после защиты, за праздничным банкетным столом, собравшим всех сотрудников Теоретического Отдела, Давид произнес короткую речь, в которой, собственно, не сказал ничего нового по сравнению с тем, что он высказывал раньше. Он назвал чудом свой переход с завода в Теоретический Отдел и предложил выпить за здоровье творца этого чуда — Игоря Евгеньевича Тамма. Все с большим удовольствием приняли этот тост, тем более, что и сам Игорь Евгеньевич сидел за столом вместе с нами, радовался успеху Давида, и так радостно улыбался, что всегда на него приятно было смотреть, а тут — в особенности приятно. [c.351] А сам китайской вечной ручкой Что-то вечно пишет. [c.351] Тут его и вызвал Академик Тамм. [c.351] Тут его и вызвал Сам товарищ Тамм. [c.351] А дело было в среду. [c.351] Вернуться к основной статье